Скончалась джазовая певица Эбби Линкольн

Эбби Линкольн в 1964 году (фото из коллекции Roberto Polillo (jazz)).

Нежно ненавидимая вами, глуховатые ИТ-гики, «Компьюлента» продолжает с ослиным упрямством знакомить вас с хорошей музыкой, вот только поводы подворачиваются один грустнее другого.

14 августа в возрасте восьмидесяти лет в Манхэттене (США) скончалась великая джазовая певица Анна Мари Вулдридж, больше известная как Эбби Линкольн. Поскольку ни настоящее имя, ни псевдоним вам, скорее всего, ни о чём не говорят, позволим себе небольшой экскурс в историю.

В начале 1950-х нескольким музыкантам с Восточного побережья стала надоедать интеллектуальность бибопа и кул-джаза, которые к тому же начали формировать систему удобных клише на все случаи жизни. Хотелось вернуться в дикорастущее состояние, исполненное первобытной энергии. Конечно же, выйти второй раз в ту же дверь не получилось: сильный ритмический акцент, яркие рефрены, яростные соло — всё это было заимствовано вовсе не из раннего джаза, а из более современной моменту музыки госпел и ритм-н-блюза. По сути, получился тот же бибоп, но в «более доступной форме», как говорят айзеншписы. А мы скажем так: чёрному духу, лежавшему в основе джаза, просто-напросто стало тесно в рамках, предложенных белыми.

Макс Роуч (фото Фрэнсиса Вулфа).

Зачал ребёнка по имени хард-боп ударник Макс Роуч, записавший в 1954 году пластинку Clifford Brown and Max Roach. Самые известные композиции этого альбома — Daahoud и Joy Spring — придумал трубач Клиффорд Браун, но идея хард-бопа всё равно принадлежит Максу Роучу. Великолепный Браун, увы, умер в 25 лет, и дальнейшие изыскания Роуч проводил в компании с великим Сонни Роллинзом (старине вот-вот стукнет 80).

Ну а Эбби Линкольн была женой Макса Роуча со всеми вытекающими. На его главном шедевре Freedom Now Suite (1960) поёт именно она (на видео представлена одна из семи частей сюиты).

Как же вам объяснить?.. Это была новая музыка. Ниспровергательская. Свободная. Такая, какую должны были играть чернокожие музыканты. Это взрыв — к чёрту европейцев и их традиции! Я буду играть то, что составляет меня, даже если мне будут ненавистны все мои ноты. Помните, как в фильме «Огни рампы» комик Кальверо (Чарли Чаплин) перед своим последним бенефисом сравнивает театр с собственной кровью? «Меня мутит от одного её вида, но она течёт в моих жилах». И потом на пару со столь же престарелым Бастером Китоном они ломают инструменты, чтобы получить возможность сыграть своё и только своё, даже если за это право артист расплатится собственной жизнью. Гарольд «Тина» Брукс играл каждую свою ноту так, словно ненавидел её и словно никак не мог сыграть иначе.

А Эбби Линкольн была голосом той эпохи.

В 1961 году она записала свой четвёртый альбом, Straight Ahead, который вы будете обязаны включить в топ-n лучших джазовых работ всех времён, когда повзрослеете. Под разрывающее сердце нежнейшее соло Коулмана Хокинса, колкости трубы Букера Литла она поёт о напряжении всех сил, о мучительной готовности жить, о полноте, которая находит выход, но не так, как она того заслуживает. О гордости и боли быть таким, какой ты есть.

Это, пожалуй, самый значительный вклад чёрного джаза в политическую обстановку того времени, но нам он мил совсем не этим. Вслед за Гумбертом она могла бы сказать: «Итак, вот моя повесть. К ней пристали кусочки костного мозга, на ней запеклась кровь, на неё садятся красивые ярко-изумрудные мухи». Её голос — самый сложный инструмент этой прекрасной пластинки. И самый правдивый — той окончательной правдой, какая возможна только в искусстве, «в турах и ангелах». Гумберт был прав: это единственное бессмертие, которые мы можем разделить.